«Жила-была одна баба»

«Токмо о нас печалують день и нощь о отступлении нашем, всего государьства московскаго,
яко антихрист царствует в нем и вся заповеди его скверныя и нечистыя...»

(«Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже, XVIII век)

Андрей Смирнов под Тамбовом снимает фильм «Жила-была одна баба» - эпическую картину гражданских битв на полях российской истории. Два обстоятельства превращают обычную кинематографическую новость в событие.

Первое. Признанный мастер, автор «Ангела», «Белорусского вокзала», «Осени» не снимал 30 лет.

Второе. Судьба русского крестьянства, ввергнутого в водоворот Гражданской войны, история Тамбовского восстания (в советских учебниках спешно прозванного Антоновским бунтом), звериной расправы над крестьянами - хоть и описывались писателями и историками (в том числе и Солженицыным) – так и осталась для российского общества неосмысленным, неотрефлексированным, не прочувствованным, не понятым уроком истории.

Итак, в Тамбов, в Тамбов.

Некогда типичный дворянско-чиновничий и купеческий город сегодня рядовой образец крикливого смешения стилей-эпох. Редкие старинные дворянские особнячки скрыты лесом новостроя. На городе крест из двух главных улиц - Советской и Интернациональной. В центре – Ленин до неба с указующим перстом. Весьма активный памятник. Площадь Ленина, кинотеатр «Родина», Горсад, филармония, драмтеатр. Застывшее время, повернутые вспять часы.

Еду дальше… прямехонько в двадцатые. Там, в двадцатых, простирается трагическая и эпическая  история любви простой тамбовской бабы, неуместная и возвышенная - на фоне чудовищной катастрофы, неохватного террора, оккупационного режима реввоенсоветов и массовых казней крестьян…

Сегодня 38-й съемочный день из 103 запланированных. Площадка киношников спрятана среди бархатных холмов, полей и буераков. Изрезанный горизонт. Красота и не скованная цивилизацией необозримая природная свобода. Снимай себе хоть XX век, хоть XVI-й.

Репетируют одну из последних сцен, «На хуторе». Героиню фильма Варвару вместе с детьми и чахлым скарбом местный мужичонка Игнаха и суровый красноармеец грузят на телегу, отправляют в Архангельскую губернию… «Г-губернию… Слышишь это «г»? Еще мягче! В этих местах «тикают», то есть «говорять» и «соображають»: речь плавная…», - Оля Юкечева репетирует с красноармейцем, артистом областного Мичуринского театра. Оля Юкечева, девушка с русалочьими глазами лучше всех «слышит» говоры, она - диалектолог, музруководитель ансамбля Покровского.

Вход антоновцев в село уже сняли. Андрей Смирнов здесь же в штабном вагончике показывает мне материал. Вдоль плетней в село движутся ряды конников, тачанки, повозки, потом пешие. Впереди конницы Антонов – Дмитрий Муляр, невысокий, скуластый. По бокам сподвижники - Ишин и Плужников. Шевчук играет агитатора Ишина, помощника и идеолога мятежного Антонова. Ишина расстреляют в 1921-м. Сейчас на нем лихо заломленная меховая папаха. Он затягивает «Трансвааль» - популярнейшую в те времена народную балладу о чужедальней стороне и о себе: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя. Ты вся горишь в огне…». В фильме использована подлинная речь Ишина, размноженная антоновскими листовками: «Не выпустим оружия из наших мозолистых рук!..».

«Трансвааль» звучит чуть ли не со всех мобильников многочисленной съемочной группы. Тут же звонок от Шевчука – музыкант просит разрешения включить запись «Трансвааля» в новый диск. Смирнов с видимым удовольствием соглашается, он вообще считает, что Шевчук – счастье, украшение картины. «Да, час настал,/тяжелый час/Для родины моей./Молитесь, женщины, за нас,/За ваших сыновей…».

Смотрим сцену деревенской постирушки на реке. Бабы с подоткнутыми юбками – натурально жанровая живопись конца позапрошлого века. Среди баб местная скандалистка Кричиха Нины Руслановой. Ассистенты режиссера рассказывают: когда она бежала по селу – съемку останавливали - группа валилась от смеха. Спрашиваю про костюмы. Художник Людмила Гаинцева с гордостью сообщает, что в фильме не будет использовано ни одной подлинной вещи. Все создано-сшито по старым фотографиям, картинкам. Платки, платья - все набивалось вручную. Листаю толстенный «костюмный сценарий», каждая страница проиллюстрирована фотопортретами уже «разодетых» персонажей. Кажется, фото стерты самим временем. Задаю режиссеру обидный вопрос: «А не выйдет ли в результате «краеведческого музея?».

Отвечает неласково: «Сама увидишь».

Готовят сцену. В телегу складывают убогое Варварино горе-имущество: мешки, ведро, самовар, ухваты, железный бидон под керосин.

Художник с режиссером уточняют костюмы. На Варвару надевают бархатную вытертую кофту, ноги обвязывают онучами, надевают старинные коты с суконной оторочкой. Художник категоричен: «Никаких лаптей. 21-ый год на дворе…».

Режиссер настраивает актеров мичуринского театра: «Дождь который день стеной. Надоело. Устали…».

Дождя нет и в помине, над площадкой застыло раскаленное солнце. Жара под тридцать. Смирнов за весь день не присаживается ни на минуту. Группу кормит походная кухня, режиссер категорически отказывается от обеда: «Слишком жарко. И потом, на сытый желудок трудно работать».

Одномоментно он оказывается всюду. Руководит «упаковкой» телеги. Проходит с оператором со стадикамом подробно всю сцену. Репетирует с актерами. Отдельно в стороне разговаривает с Дашей Екамасовой, которой выпало счастье-испытание сыграть судьбу Варвары на протяжении с 1909 по 1921 годы. Режиссер едва слышно увещевает актрису, «заговаривая» ее: «Идешь тяжело, все движения – чистая механика. Ничего играть не надо. Внутренняя статика. Мертвая. Детей от дождя укрываешь автоматически, не смотришь на них. Как заведенная…».

Съемку не начинают. Ждут корову. Точно как в легендарной мультпародии Федора Хитрука «Фильм, фильм, фильм». Там тоже корову вся массовка под солнцем ждала. А привезли льва.

Пока режиссер носится вокруг телеги, прячемся с Дашей от зноя в тени дерева. Даша училась у Пороховщикова. Мечтала попасть к Фоменко. Прослушивание не прошла. Больше всего расстроила реакция Галины Тюниной: «Она ж моя любимая актриса. А смотрела сквозь меня…». Потом были два месяца проб у Смирнова. Всякую надежду потеряла. «Изо дня в день с разными партнерами…». С партнерами Даше сильно повезло. В роли возлюбленного ею крепкого, сумрачного мужика Лебеды - Алексей Серебряков.

У Даши необыкновенное, несовременное лицо, широко расставленные распахнутые окошки светлых глаз. Сейчас она старается настроиться на последнюю игровую сцену. Сложный крупный план. После кошмара расстрела односельчан, потери любимого - в ней все умерло. Как это сыграть? Прощание с домом, с коровой...

Кстати, корова… Самое непредсказуемое. Варвара должна припасть к ней, замереть в прощальном объятии. Сейчас корову из оврага тащат на веревке двое мужиков. Сверху видно, как она вырывается, едва сдерживают… Даша ежится. Бежит за печеньем – ей надо дружить с коровой. Кстати как ее зовут? Малышка?

Выстраивают мизансцену. За сараем виден сожженный остов дома Варвары с торчащей печной трубой. Дом пожгли еще раньше, односельчане - по-соседски - чтобы зажиточные не выделялись. В многосложном кадре: корова, лошадь, запряженная в телегу. В телеге двое детей, усаженных поверх скарба.

Все постепенно складывается. Хутор. Из камней собранный сарай, крытый соломой. Плетень. Загруженная телега. Будто невидимый художник неспешно рисует эту картину. Вписывает детали в тамбовский пейзаж, опрокидывая время вспять… В центре картины - горемычная страдалица Варвара. Которая любила, да замуж вышла не за того. Которой жизнь разметана вихрями истории, растаскана по волоску.

Двухгодовалый Костя не хочет сидеть в телеге. Тут же начинает реветь. Каждый дубль с новой силой. Его сестра по фильму восьмилетняя Палашка - уже приноровилась. Ведет себя как заправская актриса. Палашку сыграла московская школьница Маша. Нос Маши усыпан веснушками и вне съемки украшен фирменными очками. Мама по секрету признается, что очки с простыми стеклами. «Просто она вообразила, что очки ей жутко идут». Кем стать - Маша еще точно не вообразила: «Кинозвездой или стилистом… Ой, а стилист, это кто?». В перерывах съемки, Маша заставляет маму напевать танец маленьких лебедей. Маша изображает балерину. На подтанцовках у нее - трехлетняя малышка, взирающая на Машу с обожанием. Малышка играет Палашку «в младенчестве». Сегодня у нее выходной. И сейчас обе Палашки – восьми и трех лет от роду - пляшут, держась за руки. Такое увидишь только в кино.

Красноармеец - актер из Мичуринского театра - все время сбивается, вместо «Архангельскую» говорит «Астраханскую». Все нервничают.

Смирнов подскакивает к нему: «Ты что? Волнуешься? Может ружье мешает?».

Проба ветродуя. Огромный вентилятор дымит и трещит, как вертолет. Механики рьяно его выправляют.

Проба дождя. Для него вокруг площадки выстроились эмчеэсовкие машины, наполненные водой, от них по траве ползут тонкие шланги, подключенные к высоким «душам». Из них дождь и ливанет. И дальше  будет лить, как написано в сценарии, «стеной»…

Вроде все готово. Но дворняжка Чибрик - воспитанник группы все время лезет в кадр. Может оставить Чибрика? Пусть гуляет, где хочет…

Ну вот, все целый день готовили «режимный» кадр. Сейчас солнце зайдет за березу… и можно снимать.

Режиссер, чисто Создатель, дает команду: «Ветер! Дождь! Начали!».

Начинается… Дует. Дождь льет как из ведра, в последний момент успеваем набросить на Смирнова плащ. Все равно после четвертого дубля он совершенно мокрый. Штаны выкручивает на себе. Зато маленький Костя, укрытый в телеге одеялом, под ливнем от удивления замолкает.

После каждой команды «Стоп!» режиссер с помощниками на страшной скорости несутся к монитору - жарко обсуждать дубль. И снова снимают. Снова… Снято.

Солнце прячется, становится прохладно. Андрей оборачивается: «Ну что, видела? Не как в краеведческом музее?.. Ты хоть не вымокла?... Вот так и живем. Сняли  кадр. А таких 900…».

Я видела. Сегодня в российском кино подобным скрупулезным образом работают единицы.

После актерской сцены снимали бузину. Трое рабочих привязали обметанное красными ягодами дерево к изгороди Варвары.

Бузину снимали застывшую. Гнущуюся от ветра, срывающего листья. Мокнущую под дождем. Бузина плакала красными капельками ягод по пропащей Варваре и ее растерзанной  судьбе…

С Андреем Смирновым разговариваем здесь же сидя на пригорке, откуда просматривается вся площадка.

- Сценарий - мощнейший. Эпическая история, хроникальная достоверность, сплавленная с фантастикой и поэзией. Знаю, что почти десять лет потратил ты на сбор материала и сочинительство. Архивные документы, поездки в дальние тамбовские села, записи рассказов старожилов. Думаю, сегодня знаний исследователя Андрея Смирнова о перипетиях той самой тамбовской войны хватило бы на докторскую диссертацию. Но знания эти не выпячиваются, они пережиты, вплетены в ткань живой человеческой истории. Так что же было первоначальным: Слово?  Литературное произведение? Или это давняя идея…

- Не поверишь, двадцать один год…

- 1987-й? Но был какой-то импульс, интерес к теме Гражданской войны? Не могу не вспомнить твоего черно-белого «Ангела», новеллы по рассказу Олеши из знаменитого альманаха «Начало неведомого века», посвященного трагедии гражданской войны. Леонид Кулагин играл комиссара, принимавшего смерть как наказание и избавление.

- «Ангела» я снял в 26 лет. И  материал меня затянул…

- Но картина был изуродована. От 55-минут осталось 34.

- А негатив был вовсе уничтожен. Чудом сохранилась одна копия. Но и в «коротком» варианте удалось сберечь дух картины...

- Которая вышла через 21 год. Но тема и потом не отпускала?

- Все это как-то дремало во мне. Ты же знаешь, я ушел не из кино: из режиссуры. Снимался, писал сценарии. Тогда, в 1987-м, я еще работал в качестве исполняющего обязанности Первого секретаря в Союзе кинематографистов, первым из общественных организаций высказавшимся за отмену цензуры. Арестованные фильмы покидали «полку». Именно тогда, помню, вскочил среди ночи, и записал: «Не худо бы сделать фильм о тамбовском восстании. С тех пор прошло больше двадцати лет. Но уже в 90-ые я начал собирать материалы, читать, встречаться…

- Насколько Лесков повлиял на сюжет?

- У него есть замечательный рассказ «Житие одной бабы». Мое  название сознательно рифмуется с этим рассказом. Но ничего общего в сюжете нет. Это абсолютно оригинальная история. Когда издам сценарий, там будет список из двенадцати писателей, которых упоминаю, у которых заимствованы мотивы. Чехов, Шмелев, Ремезов… Или фраза из дневника Чуковского. Или стихира о Китеже, что поют в нашей картине на богомолье - она у Горького записана.

- А твой любимый Бунин?

- Безусловно, язык тамбовских героев близок к языку Елецких персонажей Бунина. Время-то одно и то же. Первым будет стоять имя Бунина. У него заимствованы некоторые мотивы, интонации. Из «Голого года» Пильняка взята, но переосмыслена целая сцена. Так что при оригинальном сюжете ряд мотивов черпался из произведений русских писателей.

- Ты с самого начала задумал стержнем этой истории сделать женщину. Страдательную сторону войны и воинственности…

 - Нет, я начинал с самой истории тамбовского восстания и его подавления. Но погружаясь в материал, делал открытия для самого себя. Ведь образ раба народа, не только на Западе, но и в нашем сознании укоренен: ну да, мы - вечные холуи. Но сопротивление советской  власти было яростным, повсеместным. Уже в феврале 1918-го в сводках только что созданного ЧК упоминается, что только по шести губерниям, взятым под власть Совнаркома, вспыхнуло более чем 400 вооруженных выступлений  крестьян. Деревня встретила советскую власть таким единодушным отпором, что породила страх в воспаленном уме Ленина, ненавидевшего Россию всей душой. Но два сословия он ненавидел особенно люто: крестьянство и духовенство. Не капиталисты-помещики, а именно они сильнее всех и пострадали в ходе революции. Самый страшный урон, самые большие жертвы понесли крестьяне и  попы. Там была целая программа. Увидев мощнейшее  противодействие деревни, Ленин внес «конструктивную» идею: внедрить в деревню классовую борьбу. Так родились  Комитеты бедноты. Когда вся пьянь и голь деревенская назначались в комбеды начальниками, получая право грабить и убивать крепких справных мужиков. Такой жуткий разгул по стране пошел, что уже к осени 1918-го года комбеды пришлось отменять.

Я начал в это вникать… Развернулась страшная картина… 83% российского населения в 1918 году по переписи считалось крестьянами. А если учесть, что из оставшихся 17%, трудно сказать точно, но не менее 10% - числились рабочими… А кто такие рабочие? С ноября по май, скажем, он работал, на Путиловском заводе. А в мае уходил в деревню. Сначала пахать и сеять, потом - сенокос, потом - уборка. И пока молотьба не пройдет… Где-то после Покрова возвращался в город.

Русская ментальность - она может нравиться или не нравиться - но она и создала великую русскую литературу XIX века, культурный взрыв на рубеже XIX-го и ХХ-го во всех областях культуры. Все это базируется, конечно, на воспитанном за тысячелетия особом взгляде на мир, жизнь, отношения человека с Богом и природой. И взращено все это на базе крестьянского образа жизни и православных идей. Именно сюда и был с невероятной точностью и жестокостью нанесен удар. Погибла целая цивилизация. Ее уж не восстановить. Никогда. Как говорит мой приятель: мы все потомки вертухаев. Остальные погибли за колючей проволокой. Погружаясь в материал, я понял, что передать все, что было содеяно, учинено - невозможно. Это кровавая драма… И люди ходят в кино не за тем, чтобы потом повеситься. Прошел, наверное, год плотной работы, пока я не допер, что нужна героиня, баба. Мужики воюют. А весь слом жизни через кого? Конечно через бабу, хранительницу очага, мать, сестру…

- Поэтому и зовут ее Варварой, в честь мученицы?

- Имя, конечно,  выбрано не случайно. Варвара по-гречески значит чужая. Чужестранка. Ее, когда она появляется в деревне, сразу и воспринимают, как чужую. Эта проблема отношения к ближнему, как к врагу – первостепенна. Насколько мы, православные христиане выполняем главную заповедь Христа «Возлюби ближнего как самого себя». Мы размышляем об отношении человека к человеку в России: как до революции, так и после.

- Ну, хорошо, ты говоришь о том, как отважно и бесстрашно крестьянство оказывало сопротивление большевикам. Но с другой стороны, в том же сценарии есть и другие портретные зарисовки народа, который пьет, ворует… «Такой лютости как у нашего брата ни в какой земле не видать». Батюшка говорит, что особо лютуют бабы, жалости не ведают…

- Он же и продолжает: «Но где ж другого взять…», говорит, что возненавидел их, а потом когда хотели храм закрыть, те же бабы стеной и встали. И за ним слепым кто ходит?

- Есть еще слова героя Серебрякова Лебеды: «Он, Бог-то вроде все сделал по уму: твердь, и злаки, и скоты. А человек у него неладно вышел. Уморился на шестой день Господь…».

-  Да, это моя фраза. Мы ж привыкли все красить в черное и белое. Полагаю, что в этой картине не должно быть ни сахарной идеализации народа, ни скандальных разоблачений. Есть плюсы… минусы. Но главное, мне кажется, что в картине есть такая любовь к России… Не фанфары патриотов. Любовь как синоним боли. Не говоря о том, что визуальный ряд фильма основан на полотнах товарищества передвижных художников. Сам кадр диктует стиль, напоминая о Мясоедове, Перове, Маковском, Соломаткине.

Понимаешь, это кино – не проповедь. Всего лишь мой взгляд на Россию. Русскую историю. Во многом основанный на представлениях русской классической литературы. Но сформированный самой жизнью. Я уже старый человек. Проповедями я не занимаюсь.

- Скажу честно, меня в сценарии поразило сочетание поэтичности и жестокости.

- Если почитать Золя, например. Да? «Землю», «Человека-зверя», «Жерминаль» - там тоже портрет французской нации не ни слишком лицеприятный. Или взять деревенские рассказы Чехова. «В овраге», повесть «Три года» или «Мужики» - портрет жесткий, до которого мне далеко. Одно могу утверждать: уровень жестокости в моем сценарии много ниже, чем ужасы реалий времен гражданской войны и последующих лет. Только по официальным данным в 1929-1931 годах при проведении коллективизации было переселено 5 миллионов крестьянских семейств! Вдумайся, что это такое! Крестьянская семья многочисленна. Во время НЭПа успела сильно подняться, забогатели люди. Бабы рожали. Ну, никак не меньше пяти-шести в каждом доме. Это примерно 30 миллионов лучших работников, основа нации, на которой она держалась - была надорвана, разрушена, размята.

- Но эта невиданная ожесточенность против соотечественников. Откуда она взялась? На деревню обрушили громаду репрессий. В дело вступила Регулярная Красная армия: артиллерия, бронетехника. Была проведена первая газовая атака! По деревням шли летучие отряды, расстрельные отряды. Для сочувствующих создавались трудовые лагеря – основа ГУЛАГа. На месте расстреливали не только «злостных», но и самых почитаемых в деревне людей. В Тамбовской области уничтожено почти две трети населения. Это же не самому Тухачевскому, руководившему широкомасштабной операцией, пришло в голову…

- Ленину пришло это в голову. Тухачевского назначили. И начался настоящий геноцид. Три года они не могли справиться с восстанием. После неурожая 1920-го на деревню пошли продотряды. Здесь продразверсткой были назначены немыслимые цифры, чуть не в 12 миллионов пудов. Что это значило для крестьян? На самом богатом в мире черноземе, плодороднейшей почве, люди жрали лебеду, кору, подыхали от голода. И первые концлагеря – они же описаны Солженицыным в истории ГУЛАГа - здесь. Когда пришел Тухачевский со своими отборными полками,  первое что они начали делать, строить концлагеря. В Тамбове было, точно не помню, четыре или пять концлагерей. Сохранились рапорты начальника одного из них, который пишет: «Все под открытым небом, поэтому страшная смертность детей. В день умирает 60 детишек».

- Но есть и тема самой Гражданской войны, которая была искусственно спровоцирована, или готовность к ней онтологически присуща соотечественникам?

- Да, Россия была в 1917 году бесконечно уставшей от войны. И если б царь пошел на сепаратный мир, никакой революции не было бы… И такого разгула насилия, жестокости. Человеческая жизнь не стоила ни полушки. В страшные зимы 1918-1920-ых вымирали миллионами. Первыми гибли дети, старики. Прошло почти 100 лет. Но по-прежнему сельский человек не слишком ценит человеческую жизнь: свою и чужую. Корни оттуда…

- В сценарии присутствует и тема фантастики, причем основанной на фольклоре, древних верованиях.

- Это русские легенды, в том числе легенда о Китеже. События, в ней описанные произошли примерно в XIII веке. А рукопись, которую я цитирую, была популярна у раскольников, рукопись XVIII века. Тут я ничего не придумывал.

- Но есть и другая сторона фантастики. В духе Островского, у него в «Грозе» поезд – ипостась дьявольского. У тебя говорят про бабу, родившую черта от коммуниста. Про Ленина, которого давно подменили…

- Все подлинное. История про черта распространена была во Пскове - описана  Чуковским. А «подмененный Ленин» - из записи Бунина. Все собрано по крупицам. Например, Лебеда, которого играет Леша Серебряков, ходит в форме австрийского солдата. Это взято из мемуаров. Там сказано, что в 1919-м из австрийского плена в деревню возвращались крестьяне - естественно в австрийском обмундировании. На все в фильме есть основания: документы, мемуары, фото. Все это не придуманные вещи.

- В эпицентре кошмара войны – мощная история любви, высвечивающая на черном фоне громадной трагедии красоту, которая могла бы быть…

- История любви: нелепой, страстной и очень русской – единственное, что делает эту драму человечной, возможной для изображения в искусстве.

- Фантастический потоп в финале ассоциируется не только с Китежем, но и библейскими темами…

- Естественно этих ассоциаций не избежать. Но мне важнее образ Китежа. Ведь о Китеже существуют две легенды. Одна рукопись рассказывает как князь Георгий Всеволодович, спасаясь от татар, заперся в городке Малый Китеж. Господь из сочувствия к русским погрузил город в озеро. И живут там, молятся, спасаясь от неверных. Другая легенда, которую я цитирую, говорит о том, что Господь погрузил во озеры город за грехи наши, и покуда мы не покаемся, даже тропы к нему не сыскать. Тема покаяния за грехи для меня существенней.

- Вечные сюжеты Потопа и Китежа - не конечны, имеют надежду…

- Они - открытые. Если б финал в моей картине был реалистическим, чем все кончилось для моей героини? После этого кадра, который мы сегодня снимаем? Телега уезжает с одинокой бабой и детьми в Архангельскую губернию. Все. Тупик. Потоп дает образ Божьего участия в нашей судьбе и надежды на возможное очищения от грехов. А самый главный наш грех – отношение к ближнему, на которого наплевать – не только власти, но всем нам…

Лариса Малюкова

«Новая газета», 10.09.2008


TVSubs